Нил сорский выступал за какую церковь. Политико-правовые взгляды нестяжателей (Нил Сорский, Вассиан Патрикеев, Максим Г рек). Нужна помощь по изучению какой-либы темы

Русская православная церковь с момента своего формирования отличалась необычайным единством. Периодические попытки расколоть ее на несколько религиозных течений и лагерей были безуспешными. Даже в случаях появления расхождений во взглядах на главные церковные вопросы последователи тех или иных групп не испытывали откровенной вражды. Они пытались ссылкой на церковные тексты и каноны доказать свою правоту. Причем всегда действовали только во благо христианства на Руси.

Самым серьезным религиозным спором в Средневековье являлся конфликт между двумя старцами - Нилом Сорским и Иосифом Волоцким. Оба они считались самыми видными православными деятелями того времени и написали множество трудов на тему христианства. Во многом их судьбы очень похожи, так же как и взгляды на место церкви в государственной системе. Однако один вопрос, в котором они категорически разошлись во мнениях, положил начало долгому противостоянию их последователей.

Если описывать ситуацию кратко, Нил Сорский и Иосиф Волоцкий фактически образовали два течения - нестяжателей и иосифлян, которые часто в дальнейшем использовались княжеской властью в своих интересах. Однако данную ситуацию нужно рассматривать последовательно.

Краткая биография Нила Сорского

Несмотря на то что Нил Сорский является видным деятелем Русской православной церкви пятнадцатого-шестнадцатого веков, достоверных сведений о нем сохранилось крайне немного. Некоторые исследователи, внимательно изучавшие жизнь старца, считают, что многое было сокрыто намеренно, а запись его речений на Соборе и после него корректировалась. Доказать либо опровергнуть данную информацию мы не можем, поэтому будет ссылаться на официальные сведения.

Биография Нила Сорского кратко представляет собой всего лишь информацию о его происхождении и монашеских делах. О том, что он делал до пострига, известно немного. Историки утверждают, что родился будущий подвижник в 1433 году в достаточно богатом боярском роду. В некоторых источниках упоминается о том, что Нил долгое время занимался переписыванием книг, что свидетельствует о высоком для тех времен уровне его образованности. Церковный деятель очень быстро овладел навыком письма и слыл даже скорописцем. Это было большой редкостью в средневековой Руси.

Считается, что свое образование Нил получил в Кирилло-Белозерском монастыре, где и проживал практически с детства. Интересно, что кроме Нила Сорского и Иосиф Волоцкий провел в этой обители некоторое время. Будущие противники были знакомы и нередко проводили время вместе за религиозными беседами.

Постриг Нил принял в том же монастыре, но испытывал большую тягу к странствиям и паломничеству. Он покинул свою обитель и сумел пройти множество земель, где внимательно изучал христианские традиции. Особенно большое впечатление на этого православного деятеля произвели годы на горе Афоне. Он испытывал глубокое уважение к старцам-монахам, во многом переняв их взгляды на веру и жизнь в целом.

Вернувшись домой, он ушел из монастыря, образовав собственный скит. В "Житии Нила Сорского" этот период описывается довольно подробно. Сорская пустынь, как быстро стали называть ее монахи, была довольно суровым местом, где одновременно проживало не более двенадцати иноков.

Умер старец в 1508 году, так и не узнав, какой оборот примут его разногласия с преподобным Иосифом Волоцким. Еще перед смертью старец завещал оставить его тело в пустыни доступным для зверья и птиц. Несмотря на его заслуги перед церковью, Нил Сорский так и не был канонизирован. В старинных летописях встречаются молитвы и каноны, обращенные к нему. Однако они так и не прижились, а спустя столетия были забыты.

Биография Иосифа Волоцкого

Об этом старце сохранилось немного больше сведений, чем Сорском. Поэтому составить его жизнеописание гораздо проще.

Родился будущий просветитель Иосиф Волоцкий в дворянской семье. В его роду все были очень набожны и выбирали для себя путь спасения в довольно раннем возрасте. А дед и бабка Иосифа даже провели остаток своей жизни в статусе иноков.

Родился преподобный Иосиф Волоцкий осенью 1439 года в селе, которое принадлежало его семье на протяжении долгого времени. О детских годах православного подвижника известно мало. В летописных источниках он упоминается лишь с семилетнего возраста, когда был отдан на воспитание в Волоколамский монастырь. Там он проявил большие способности к наукам и благочестие.

С самого раннего возраста Иосиф задумывался о служении Богу, а жизнь в обители способствовала укреплению его в этом решении. В возрасте двадцати лет юноша принял постриг. Стоит отметить, что он отличался смирением, аскетизмом и испытывал тягу к написанию текстов. Это выделяло его из общего числа монашеской братии.

Свое место он нашел в Боровской обители, где провел не один десяток лет. Изначально просветитель Иосиф Волоцкий выполнял разнообразную работу, которая назначалась ему в качестве монастырского послушания. Он приобрел опыт труда в пекарне, лечебнице, на кухне. Также молодой монах пел в церковном хоре и писал православные труды. Со временем он полностью отрешился от мирской суеты.

Однако в это время тяжело занемог отец Иосифа. Он совсем обессилел и даже не мог встать с кровати. Сын, испросив благословения, забрал отца в свою келью, где тот принял иночество. В заботах о родном отце Иосиф провел долгие пятнадцать лет.

После смерти игумена Боровской обители эта должность перешла к будущему святому старцу. Однако управлял монастырем он недолго. Аскетизм Иосифа и его представления о монашеской жизни не понравились братьям и великому князю. В итоге подвижник покинул обитель вместе с семью старцами. Несколько лет они переходили из одного монастыря в другой и наконец приняли решение об основании своей обители. Так возник Иосифо-Волоколамский монастырь.

Последние годы жизни Иосиф Волоколамский (Волоцкий) сильно болел. Он беспрестанно молился, но даже когда силы его оставили, посещал службу лежа. Братья приносили его в храм на специальных носилках и оставляли в предназначенной для этих целей нише.

Ушел из жизни старец осенью 1515 года.

Канонизация преподобного Иосифа

За свои заслуги перед православной церковью Иосиф Волоцкий удостоился канонизации. Она произошла через 64 года после его кончины. В основанном им монастыре по сей день хранятся мощи святого. Кроме этого, там же можно увидеть и его вериги. Около девяти лет назад около обители был открыт памятник великому подвижнику Иосифу Волоцкому.

В чем помогает этот святой? Этим вопросом часто задаются православные, читая тропарь старцу. В старинных летописях данную информацию отыскать невозможно, так как только несколько лет назад патриарх Кирилл благословил святого на помощь в определенной области.

Так в чем помогает Иосиф Волоцкий? Этому старцу необходимо молиться тем, кто ждет помощи в области православного предпринимательства. Святой покровительствует таким людям и помогает им вести свои дела.

Виды иноческой жизни

Мы уже упоминали, что судьбы Нила Сорского и Иосифа Волоцкого во многом схожи. Поэтому неудивительно, что каждый из них в свое время стал основателем православной обители. Однако по самой своей сути эти монастыри были абсолютно различны.

Дело в том, что если рассматривать монашескую жизнь согласно определенной типологии, то выяснится, что строящиеся и уже действующие обители могли быть трех видов:

• Общежитие. Это наиболее распространенная категория монастырского устройства на Руси. Оно подразумевает наличие у обители обширного хозяйства, порой исчисляемого несколькими близлежащими селами. Подобное количество земель требовало разумного управления, но нередко вводило игуменов в искушение. Поэтому в русских монастырях нравы не всегда были подобающими для людей, посвятивших свою жизнь служению Господу.
• Одиночество. Редкие монахи превращались в отшельников. Они выбирали абсолютное одиночество и за ним уходили в глухие места, где строили для себя очень скромное жилье. Чаще всего оно представляло собой небольшую землянку или подобие шалаша. В нем отшельник проводил все время в молитвах и служении Богу. Питался он дарами земли, но обычно подобная категория монахов жила впроголодь, смиряя тем самым свою плоть.
• Скитское житие. Данный вид иноческой обители представляет собой нечто среднее между двумя уже описанными. Скиты строились наподобие небольших монастырей с двумя-тремя кельями. Иноки должны были добывать себе пропитание трудом, а любое свободное время посвящать молитвам. Естественными явлениями в скитах были проявления аскетизма и наложение определенных ограничений на плоть.

Нил Сорский и Иосиф Волоцкий имели серьезные расхождения во взглядах на организацию иноческой жизни. Поэтому при основании монастырей каждый подходил к данному процессу с точки зрения наилучшего служения Богу.

Взгляды Нила Сорского на жизнь монахов существенно отличались от принятых в Средневековье. Он считал, что монастыри не должны иметь большое хозяйство. В конечном итоге это приводит к стремлению расширять свои земельные владения, что крайне далеко от заветов Христа. Старец беспокоился о том, что игумены стараются собрать в своих руках как можно больше золота и богатств, постепенно забывая о своем истинном предназначении. Одиночество Нил Сорский тоже считал неподходящим вариантом служения Господу. Просветитель утверждал, что не каждый монах в одиночестве может не озлобиться. Обычно человек дичает, теряет свое предназначение и не может выполнять заповедь о любви к ближнему. Ведь рядом с отшельниками никогда не бывает людей, поэтому они не проявляют заботы ни о ком из живых.

Лучшим вариантом служения Богу старец считал проживание в ските. Поэтому, вернувшись к себе на родину, он поспешил удалиться в дремучие леса. Уйдя на пятнадцать верст от Кириллова монастыря, Нил нашел уединенное место над речкой Сорой, где и основал свой скит.

Последователи Нила Сорского придерживались его взглядов на монашество. Все жители скита трудились, не покладая рук, ведь только это, кроме молитв, было им позволено. Монахи не имели права заниматься мирскими делами. Считалось, что только очень больной инок мог быть освобожден от работы. Обычно старец твердил, что тот, кто не желает трудиться, не должен и питаться. Данный взгляд на монашескую жизнь был достаточно суров. Однако многие считали старца святым человеком и стремились обрести покой и мудрость на территории Сорской пустыни.

Иосифо-Волоколамская обитель

Взгляды другого православного просветителя Средневековья сложно изложить кратко. Иосиф Волоцкий воплотил их в жизнь при строительстве своего монастыря.

В 1479 году старец покинул Боровскую обитель, где провел несколько десятилетий, и с семью последователям направился в странствия. Мудрый игумен, останавливаясь в окрестных монастырях, выдавал себя за простого послушника. Однако некоторые монахи, общаясь с ним, замечали небывалый духовный опыт и глубину познаний.

Известно, что долгое время старец провел в Кирилло-Белозерской обители. Здесь и познакомились Иосиф Волоцкий и Нил Сорский. Спустя некоторое время преподобный и семь его последователь остановились вблизи города Рузы. Старец решил, что именно здесь находится то место, где ему необходимо основать обитель. К тому же недалеко находились исконные земельные владения его отца.

Иосиф обратился к волоцкому князю за помощью. Борис был очень набожным человеком, поэтому с огромным удовольствием предложил старцу несколько людей, которые отлично знали местные леса и могли указать на лучшие места. Спустя некоторое время Иосиф Волоцкий заложил основание храма на берегу реки.

Князь Борис благоволил к старцу, поэтому сразу же пожаловал новому монастырю земли, на которых располагалось несколько сел. Чуть позже он увеличил владения обители, подарив ей еще два населенных пункта. В дальнейшем традицию поддерживать монастырь переняли и наследники князя. Они нередко помогали монахам продуктами питания, роскошное убранство храма тоже было в основном пожертвовано княжеской семьей.

Изначально послушниками и иноками монастыря были простолюдины и те монахи, которые пришли с Иосифом из Боровской обители. Однако со временем принимать постриг стали и знатные люди, являющиеся приближенными князя.

Стоит отметить, что устав в Иосифо-Волоколамской обители был очень строг. Не каждый, пришедший сюда, чтобы исполнить свой долг служения Богу, смог остаться в обители. Каждый день монахи очень тяжело трудились, а свободное время проводили за написанием религиозных книг. Настоятель считал, что только это поможет в полной мере избавиться от мирской суеты и открыть свою душу Богу. Сам Иосиф до самой старости принимал участие в общих работах наравне с остальными монахами. Он не чурался даже тяжелого труда, считая, что именно так должен поступать каждый житель обители.

Предыстория конфликта между старцами

Основные разногласия между Нилом Сорским и Иосифом Волоцким в начале XVI века возникли из-за их отношения к земельным владениям. Чтобы в полной мере понять суть данного спора, нужно более обстоятельно взглянуть на православную церковь на Руси того периода.

Монастыри всегда считались той обителью мира и добра, куда человек может прийти, чтобы укрыться от мирской суеты. Изначально подобные места являли собой образец аскетизма и труда, однако со временем монастыри стали обрастать богатством и землями, которые жертвовали им князья и бояре. Нередко на их землях стояли и села, которые вместе со всеми жителями становились собственностью игуменов. Сами храмы при монастырях блистали золотом и драгоценными камнями. Все убранство в них тоже представляло собой подарки от прихожан.

Игумены, которые вели монастырское хозяйство и распоряжались настоящими богатствами, со временем переставали быть образцами кротости и смирения. Они активно вмешивались в княжескую политику, оказывали влияние на принятие тех или иных решений и все глубже погружались в мирскую жизнь.

В пятнадцатом веке обогащение монастырей приобрело массовый характер. В этот период времени бытовали представления о последних годах существования мира. Поэтому многие составляли завещания в пользу церковных обителей в надежде избежать адского огня. Многие священники получали свое очередное назначение только посредством денежного взноса, что никак не вязалось с самой идеей христианства.

Все эти перегибы очень серьезно волновали глав церкви. К тому же к началу шестнадцатого века на Руси стали массово возникать еретические течения. Их представители в первую очередь указывали священнослужителям на их стяжательство и сребролюбие. Ситуация становилась критической и требовала немедленного решения.

Собор 1504 года

Спор Нила Сорского и Иосифа Волоцкого произошел на церковном соборе, когда на повестке дня встал вопрос о монастырских владениях. Старец Нил считал, что обители должны полностью отказаться от владения землями и иными богатствами. На примере своего скита он стремился убедить собравшихся в необходимости жить только трудами своими и не брать от народа никаких пожертвований.

Естественно, что такой взгляд на монашество подходил далеко не всем служителям церкви. И в противовес Сорскому выступил Иосиф Волоцкий. Несмотря на то что он придерживался строгих взглядов на монашеский устав и жизнь, преподобный был уверен в том, что обители должны иметь богатства и земли. Но вот их главным предназначением он считал помощь беднякам. В монастыре игумена Волоцкого в тяжелые времена приют могли найти до пяти сотен человек. Все они получали кров и еду.

Кроме того, старец Иосиф говорил на соборе об обителях как о центрах грамотности на Руси. Получить образование, прочитать книгу или труд священнослужителей можно было только в стенах монастырей. Поэтому лишение их богатства автоматически исключало бы возможность помогать людям и обучать их.

После выступления подвижников присутствующие разделились на два лагеря. В дальнейшем их стали называть нестяжателями и иосифлянами. О каждой группе мы расскажем немного подробнее.

Нестяжатели: суть движения

Философия Нила Сорского и его выступления на церковном соборе дали толчок к появлению такого движения, как нестяжатели. Старец в подтверждение своих суждений приводил тот факт, что при постриге монахи всегда давали клятву нестяжания. Поэтому владение любым имуществом, в том числе и в виде монастырских земель, считалось прямым нарушением обета.

Свое отношение у последователей старца было и к княжеской власти. Она автоматически ставилась выше самой церкви. Князь представлялся Нилом Сорским мудрым, справедливым и достойным человеком, который вполне мог выполнять функцию церковного управленца.

Старец считал, что все принадлежащие монастырям земли необходимо раздать князьям, дабы они могли поблагодарить своих людей за верную службу земельным наделом. В свою очередь, нестяжатели надеялись получить от государства взамен широкие возможности в плане решения религиозных вопросов. Нил Сорский был уверен, что в связи с отречением от мирских дел монахи смогут больше времени уделять своей прямой обязанности - молитве. При этом жить они могли только своим трудом и незначительными подаяниями. А вот сами монахи обязаны были подавать милостыню всем неимущим, независимо от их состояния и положения.

Иосифляне: основные идеи

Философия Иосифа Волоцкого была близка многим церковным деятелям. Иосифляне утверждали, что здоровая православная церковь должна иметь в своем распоряжении земли, села, библиотеки и богатства материального характера. Последователи Иосифа Волоцкого считали, что подобные возможности благоприятно влияют на развитие монастырского движения и самого православия.

Благодаря своим богатствам обители могли в голодные годы помогать всем нуждающимся в продовольствии и поддерживать бедняков, пришедших в монастырь за помощью. Кроме этого, церковь получала возможность подавать милостыню и выполнять миссионерскую функцию. То есть все свои богатства монастыри и другие обители должны были тратить на помощь людям, что полностью соответствует идеям христианства.

Кроме того, иосифляне категорически осуждали любую ересь. Они отстаивали позиции подавления любого инакомыслия, вплоть до физического уничтожения еретиков.

Вехи борьбы между двумя церковными течениями

Если описывать ситуацию кратко, Нил Сорский и Иосиф Волоцкий впервые высказали свои взгляды на монастырские владения на соборе. Это вызвало ожесточенные споры, но служители церкви все же приняли решение в пользу иосифлян. Многие историки считают, что это произошло только потому, что они были в подавляющем большинстве.

Однако не все были довольны подобным исходом ситуации. Дело в том, что в шестнадцатом веке размеры Московской Руси были относительно невелики. А количество дворян, претендовавших на милость князя в виде земельного надела, постоянно увеличивалось. Все это заставляло главу государства с большим интересом смотреть на церковные наделы. Но все же принимать по отношению к ним какие-либо действия князья не решались.

После окончания собора открытым остался вопрос о еретиках. Нестяжатели считали, что их нельзя уничтожать, так как каждый грешник имеет шанс на раскаяние. Иосифляне же, в свою очередь, все более горячо отстаивали позицию применения физического наказания за ересь. Через несколько лет после окончания собора их влияние усилилось, поэтому церковь приняла решение о еретиках, предлагавшееся последователями старца Волоцкого.

Долгие годы борьба между двумя религиозными течениями не принимала сколько-нибудь серьезного оборота. Но вскоре поведение князя Василия III стало подвергаться осуждению нестяжателями. Причиной первого подобного выпада в адрес княжеской власти был развод Василия. Со своей законной женой он никак не мог завести детей, поэтому оформил развод и выбрал себе новую жену. Так как единственным поводом для развода, который может поддержать церковь, являлась измена, то нестяжатели во всеуслышание осудили поступок князя. Василий III не решился применить меры к представителям этого течения, он надеялся, что история со временем забудется. Но вскоре создалась еще одна неприятная для князя ситуация - он заточил в тюрьму представителей знатного рода, которых сам же и вызвал к себе и даже довольно приветливо встретил. Совершенную подлость вновь осудил нестяжатель Василий Патрикеев. Князь решил заточить его в Иосифо-Волоколамском монастыре, где он вскоре и скончался.

С этого момента иосифляне находились у власти в фаворе. В дальнейшем их представители не единожды оказывали серьезное влияние на события в государстве. К примеру, именно они стали идеологами введения опричнины, сумели укрепить в умах народа мысль о божественности княжеской власти, добились введения статуса патриархии относительно Московской митрополии, а также всеми силами стремились возвеличить Русь и поднять ее авторитет на международной арене.

Перевезенцев С. В.

Преподобный Нил Сорский (в миру Николай Майков) (ок. 1433–1508) - монах-скитник, основатель скита на реке Сори, религиозно-философский мыслитель, писатель, проповедник "нестяжательства".

Родился в крестьянской семье. Впрочем, по некоторым другим данным, он происходил из дворян. Иноческий постриг принял в Кирилло-Белозерском монастыре. В поисках "душевной пользы" совершил паломничество по святым местам: побывал в Палестине, Константинополе, в центре восточно-православного монашества - на Афоне. Глубоко изучил мистико-аскетическую монашескую практику, уделял внимание идеям внутреннего самосовершенствования. Вернувшись на Русь, Нил основал скит в 15 верстах от Кирилло-Белозерского монастыря, на берегу реки Сори. По имени этой реки он и получил свое прозвание - Сорский. Вскоре рядом со скитом Нила Сорского поселились и другие монахи, ставшие его последователями и прозванные "заволжскими старцами". Важное отличие монашеского жития "заволжских старцев" от других русских монастырей того периода состояло в том, что они не жили ни по особножительскому, ни по общежительскому уставу. Стремящийся к максимальному уединению, Нил Сорский проповедовал именно скитский вид монастырского жития. Скитники не имели никакого общего имущества, не вели общей хозяйственной деятельности. Но каждый из проживающих в ските, по мере сил, обеспечивал свое существование собственным трудом, основное же время посвящал исключительно молитвенной практике.

Из написанных собственноручно Нилом Сорским книг сейчас известны три тома составленного им и отредактированного "Соборника", содержащего переводные с греческого жития святых, а кроме того - выписки из сочинений византийских писателей-аскетов, конец Скитского устава и начало его собственного "Предания". Еще в прошлом веке А.С. Архангельский предполагал, что перу Нила принадлежит 12 сочинений и 5 отрывков. Позднее М.С. Боровкова-Майкова, Я.С. Лурье и Г.М. Прохоров и другие исследователи это мнение опровергли, и теперь считается, что Нил Сорский является автором "Предания", "Завещания", "Скитского устава", четырех "Посланий", двух молитв. Интересен тот факт, что древнейший из сохранившихся списков "Просветителя" Иосифа Волоцкого, в значительной степени написан рукою Нила Сорского. Этот факт очень важен, ибо свидетельствует о совершенно иных отношениях между двумя крупнейшими мыслителями этого периода, нежели они представлялись ранее.

Все эти произведения показывают Нила Сорского как глубокого знатока Евангелия, святоотеческой и другой христианской литературы. Особое влияние на его миросозерцание оказали труды синайских и египетских иноков III–VII вв., а также сочинения Исаака Сирина (VII в.), Симеона Нового Богослова (949-1022) и Григория Синаита (ум. в 1346 г.).

Необходимо отметить, что этот факт позволил некоторым исследователям сделать вывод о том, что Нил Сорский был последователем исихазма. Более того, утверждается, что "исихазм глубоко вошел в русскую культурную традицию", а Нил Сорский являлся "крупнейшим мыслителем, применившим теорию исихазма к практике социальной действительности".

Конечно, проблема влияния исихазма на древнерусскую религиозно-философскую мысль еще далека от полного решения. Однако столь однозначные заявления, думается, излишне категоричны. Во всяком случае, необходимо делать серьезные различия между двумя формами исихазма: паламизмом, созданным в XIV столетии Григорием Паламой, и традиционным мистико-аскетического учением, возникшим еще в первые времена существования восточного монашества и закрепленного в практике и трудах Симеона Нового Богослова и Григория Синаита. Григорий Палама создал учения, согласно которому, совершая "внутреннюю", "безмолвную" молитву, достигается некое сверхразумное состояние, в котором молящийся удостаивается Божественных видений. А высшей ступенью богоявлений может стать видение "божественной энергии" или "Фаворского света" - сияния, которое окружало Иисуса Христа во время его посмертного явления апостолам на горе Фавор. Симеон Новый Богослов и, позднее, Григорий Синаит большее внимание уделяли аскетической практике "изтязания плоти" совокупленной с внутренней "молитвой внимания" к себе и Богу. А вступивший на путь внутреннего нравственного перерождения - "уподобления Творцу" - христианин приобретал возможность узреть "сияние наподобие луча" - божественный свет как Божию благодать.

Исследователи отмечают, что идеи византийского исихазма в форме паламизма так и не получили распространения на Руси, о чем свидетельствует отсутствие трудов его приверженцев в монастырских библиотеках. Не знал трудов Паламы и Нил Сорский, во всяком случае, в его произведениях нет ни одной ссылки на сочинения этого византийского мыслителя. Вообще же, основу мировоззрения Нила Сорского составляет стремление к возрождению евангельских заветов и сам преподобный постоянно напоминает об этом. Относясь же с глубоким уважением к афонскому подвижничеству, взяв его за идеал, Нил Сорский проявил, как отмечают исследователи, значительную самостоятельность. А.П. Кадлубовский, считает, что далеко "не во всех представителях афонской исихии он видел своих руководителей". И если необходимо "признать влияние на Нила представителей византийского аскетизма", то также необходимо "признать за ним и значительную самостоятельность, проявлявшуюся по преимуществу в выборе, в оценке авторитетов и их писаний".

Если говорить об отечественных мыслителях, то наибольшее влияние на Нила Сорского оказали идеи, выраженные преподобным Сергием Радонежским. Особенно это заметно в проповеди Нилом Сорским задач внутреннего самосовершенствования. Однако, в отличие от великого троицкого игумена, идее и практике "общего жития" Нил Сорский предпочел "скитничество".

И все же, Нил Сорский многое почерпнул на Востоке. В своих произведениях он выступает как последовательный проповедник идей и практики индивидуального мистико-аскетического иноческого подвига. Полное отречение от всего мирского, уход из мира, отказ даже от того, что может дать мир иноку, - эти принципы лежали в основе скитского бытия "заволжских старцев". Даже количество совместно проживавших скитников ограничивалось, а идеальным случаем Нил Сорский считал уединенное отшельничество, или же безмолвное житие с одним или с двумя братьями: "Или уединенное отшельство, или с единемъ, или множае со двема безмолвствовати".

Важнейшим условием исполнения аскетических принципов было "нестяжательство" - т.е. нищелюбие, принципиальный отказ от владения имуществом: "Стяжания же, яже по насилию от чужихъ трудовъ собираема, вносити отнюдь несть нам на пользу: како бо можемъ сохранити заповеди Господни, сия имеюще?" "Нестяжание вышши есть…" - повторяет Нил Сорский слова Исаака Сирина. И еще: "В келлияхъ нашихъ сосуды и прочия вещы многоценны и украшенны не подобает имети". Даже храмы, по мнению преподобного, не должны быть богатыми, ибо так завещали святые отцы и знаменитые иноки прошлого: "Того ради и намъ сосуды златы и сребряны, и самыя священныя, не подобаетъ имети, такожды и прочая украшения излишняя, но точию потребная церкви приносити".

"Сребролюбие" же преподобный Нил называл одним из главных душевных недугов, который, когда он укрепляется в человеке, становится злее всех недугов ("всехъ злейший бываетъ"). "Аще повинемся ему, въ толику пагубу ведетъ, - пишет Нил Сорский, - яко Апостол нарещи его не токмо корень всему злу, гневу и скорби, и прочиимъ, но и идолослужение именовати". При этом "нестяжание", бедность, по убеждению преподобного Нила, это не только идеал личной жизни инока, но и жизненный идеал всей обители. Ведь, по его мнению, владение любым имуществом становится причиной нравственной деградации монашества. В то же время Нил Сорский считал, что монастыри должны содержаться за счет государственной и, в частности, великокняжеской казны. Кстати, именно за великокняжеский счет содержались и "заволжские" скиты.

Следуя отечественной традиции, идущей от Сергия Радонежского, Нил Сорский не концентрирует свое внимание на идее "истязания плоти". По его мнению, физическое истязание вторично по сравнению со стремлением к внутреннему духовному совершенству - к "осветлению души" и к "чистоте сердца". Поэтому примером для него служили святые отцы, которые, "подвизавшеся чувственне и мысленне, делаша въ винограде сердца своего, и очистивше умъ от страстей, обретоша Господа и стяжаша разумъ духовный". Более того, по убеждению "заволжского" подвижника, излишнее истощение тела может воспрепятствовать совершенствованию души, ведь слабое тело может не выдержать испытаний. Не в том цель, чтобы уморить себя голодом или иными истязаниями, главное соблюдать разумную меру. Даже пост, учил Нил Сорский, должен быть умеренным, "по возможности": "Здравии и юнии да утомляютъ тело постом, жаждею и трудомъ по возможному; старии же и немощнии да успокояютъ себе мало".

Почва для иноческого подвига во славу Господа - мысль и сердце. Именно мысль и сердце, согласно Нилу Сорскому, являются ареной "мысленныя брани" - борьбы человека с "помыслами". В "Скитском Уставе" Нил Сорский выстраивает целую иерархию "помыслов", с которыми обязан бороться не только инок, но и всякий человек вообще. От "прилогов" (простых "помыслов"), последовательно возрастая, "помыслы", через "сочетание", "сложение" и "пленение", могут превратиться в "страсти". И тогда "страсти" способны уже полностью пленить человеческую душу и покорить ее дьявольскими искушениями.

Чтобы не поддаться искушениям инок должен следовать учению об "умном делании". "Умное делание" - это внутренний духовный процесс, совершающийся в глубоких тайниках человеческого духа и распадающийся на три отдельные акта: безмолвие, умную молитву и созерцание (или видение).

Безмолвие - одно из первых условий достижения полной отрешенности ума и сердца от всякого рода "помыслов", даже и благих. Освобождение же от страстей приготовляет душу к умной молитве.

Умная молитва - отрешённое от всех помыслов безмолвное самоуглубление ("зрети присно во глубину сердечную"), соединенное с постоянным повторением молитвенных слов: "Господи Исусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя, грешнаго!". Умная молитва безразлична к внешнему положению молящегося - находится ли он в храме или в келье, лежит ли, стоит или сидит. Единственное требование - "затворить" ум в сердце и удерживать, сколько возможно, дыхание. Причем, на определенной стадии молитва произносится не словами, но неким внутренним голосом. Таким образом, сосредоточив все усилия души на мысли о Боге, умная молитва заставляет "искати въ сердце Господа". Поэтому в сердце вселяется радость, и молящийся принимает Бога как бы внутрь себя. Следовательно, умная молитва - это главное дело инока, ибо она является "добродетелемъ источнике". Впрочем, молящийся должен избегать искуса "мечтаний же зрака и образа видений", ибо "мысленная парения" доступны далеко не каждому, а только после трудного, изнуряющего молитвенного труда.

Однако в определенный момент наступает состояние "видения молитвы" - "и не молитвою молится умъ, но превыше молитвы бываетъ". Видение - предельная, высшая ступень умной молитвы, на которой молящийся удостаивается созерцания Господа, таинственного соединения с Ним. Душа, находящаяся в этом состоянии, отрешается от всего земного, сознание умолкает, забывая и себя, и всех сущих здесь, и даже о том, что живет на земле: "Егда убо действомъ духовнымъ двигнется душа ко Онем Божественнымъ, и подобна Божеству уставлена будетъ непостижнымъ соединениемъ, и просветится лучею высокаго света въ своихъ движениихъ; и егда сподобится ум почувствовати будущаго блажентсва: забываетъ о себе, и всехъ сущихъ зде, и не ктому возимать движение въ чемъ".

Главной целью всего "умного делания" является познание Божественной любви: "Любовь бо Божия сладчайши живота, и иже по Бозе разумъ сладчайши меда и сота, от негоже любовь раждается. Но сия суть неизреченна и неизглаголенна…" Нил Сорский с восторгом пересказывает слова Симеона Нового Богослова, рассказавшего об этом чудесно-восторженном состоянии: "Любитъ же мя и Он, и въ Себе Самомъ приемлетъ мя, и на обятияхъ сокрываетъ: на небеси живый, и в сердце моемъ есть, зде и тамо зритмися".

Именно в учении Нила Сорского идея евангельской, Христовой любви достигает своего глубочайшего толкования в древнерусской религиозно-философской мысли. Высшая задача - познание любви к Богу. Ведь именно ради любви к Богу, преподобный Нил и покинул мир, полностью сосредоточился на постижение Божественных тайн, достигая таинственных глубин религиозно-мистических учений. Вторая задача - "ко ближнимъ нашымъ… любовь имети, и аще близъ насъ обрящутся, словомъ и делом показати, аще возможемъ сохранити и Божию". Кроме того, любовь к ближнему есть условие объединения людей и избавления их сердец от многих грехов. Таким образом, в толковании Нила Сорского, евангельская любовь приобретает характер универсальной мировой силы и главного средства преображения человека.

Ведь Нил Сорский был глубоко уверен, что человек обязан сам себя держать в руках и исправлять свою природу исключительно нравственными средствами, самовоспитанием, полным проникновением в заповеди Христовой любви. Ибо никакой силой, никакими принуждениями невозможно заставить человека верить истинно, если сердце его не озарено любовью. И даже страх Божий, о котором тоже пишет Нил Сорский, служит лишь импульсом к духовному очищению, к тому, чтобы человека всем сердцем возжелал познания великих евангельских истин Христовой любви.

Таким образом, "умное делание", открывающее людям истинную евангельскую любовь, позволяют человеку, их постигшему, достигнуть состояния истинной, полной, "внутренней свободы", когда человек зависит лишь от Бога и более ни от кого.

Учение и практика преподобного Нила Сорского оказали огромное влияние на духовное развитие XVI века. Его духовные последователи, прозванные "нестяжателями", позднее попытались внести идеи преподобного Нила в практику реальной общественно-политической жизни. Однако их усилия закончилось неудачей. И не только потому, что "нестяжатели" встретили сопротивление "иосифлян", которые в то время возглавляли Русскую Церковь. Скорее дело в том, что по самой своей сути, учение Нила Сорского - это путь, изначально открытый для немногих, для тех, кто решил полностью отречься от мира и сосредоточиться на практике "умного делания". Следовательно, путь "умного делания" было невозможно применить в государственной практике, и уж тем более не мог он стать основой государственной идеологии.

Косвенным образом это подтвердил и сам преподобный Нил Сорский, не признававший никакой мирской славы и жаждущий лишь успокоения. В своем завещании он "молил", чтобы его тело бросили в глуши, "да изъядятъ е зверие и птица". А, объясняя свою мольбу, он писал: "Мне потщание, елико по силе моей, что бых не сподобленъ чести и славы века сего никоторые, яко же в житии семъ, тако и по смерти".

Учение и практика преподобного Нила Сорского оказали огромное влияние на духовное развитие XVI в., став основанием "нестяжательства". Нил Сорский канонизирован Русской Православной Церковью. День памяти 7 (20) мая.

Список литературы

Для подготовки данной работы были использованы материалы с сайта http://www.portal-slovo.ru/

Репетиторство

Нужна помощь по изучению какой-либы темы?

Наши специалисты проконсультируют или окажут репетиторские услуги по интересующей вас тематике.
Отправь заявку с указанием темы прямо сейчас, чтобы узнать о возможности получения консультации.

Под 1502 годом сообщается о преставлении «Нилова брата» - Андрея, который был пострижен там с именем Арсений. Андрей Фёдорович Майко личность известная. Это один из видных дьяков при правительствах Василия II и Ивана III . Его имя часто встречается в документах тех лет. Андрей Майко стал родоначальником дворянского рода Майковых . Таким образом, Николай Майков был образованным горожанином и относился к служилому сословию.

Пострижен Нил Сорский был в Кирилло-Белозерском монастыре при игумене Кассиане, постриженнике Спасо-Каменного монастыря . Временем его пострига можно считать середину 50-х годов.

По всей видимости, в монастыре Нил занимал заметное положение. Ряд монастырских документов от 1460 года до 1475 года имя Нила называет среди монастырских старцев, решавших хозяйственные вопросы. Возможно, другим монастырским послушанием будущего святого было списывание книг. Во всяком случае, его почерк угадывается в ряде рукописей из библиотеки Кириллова монастыря.

Примерно между 1475-1485 годами преподобный Нил вместе со своим учеником Иннокентием Охлябиным совершил длительное паломничество в Палестину , Константинополь и на Афон . Долгое время Нил Сорский пробыл на Афоне , где основательно познакомился со скитским устройством.

После возвращения в Россию на реке Соре, в небольшом удалении от Кириллова монастыря, Нил основал скит (впоследствии Нило-Сорская пустынь). В основу устройства скита были положены традиции скитского жительства древних скитов Египта, Афона и Палестины. От желающего подвизаться в скиту преподобного Нила требовалось знание Писания и решимость следовать им. «Если есть и воля Божия, чтобы они пришли к нам, то подобает им предания святых знать, хранить заповеди Божии и исполнять предания святых отцов». Поэтому в скит принимались только грамотные монахи, прошедшие искус в общежительных монастырях.

Литературная деятельность

Подвизаясь в безмолвии с малой братией, преподобный, однако, не оставил книжных занятий, которым придавал большое значение. Судя по количеству цитат, наибольшее влияние на Нила оказали Григорий Синаит и Симеон Новый Богослов , Иоанн Лествичник , Исаак Сирин , Иоанн Кассиан Римлянин , Нил Синайский , Василий Великий .

Главным его трудом следует назвать состоящий из 11 глав . «Устав» предваряет краткое предисловие:

«Смысл этих писаний охватывает следующее: как подобает делание совершать иноку, хотящему истинно спастись в эти времена, что и мысленно и чувственно по божественным Писаниям и по житию святых отцов, насколько возможно, подобает поступать».

Таким образом, «Устав» преподобного Нила - это не регламент скитской жизни, а аскетическое наставление в духовной борьбе. Большое внимание преподобный уделяет «умной», или «сердечной», молитве, цитируя при этом Григория Синаита и Симеона Нового Богослова. Нет сомнений, что Нил Сорский принадлежит мистическо-созерцательному направлению в православном монашестве, возрождение которого связано с именем преподобного Григория Синаита . О связи преподобного Нила с исихазмом , как расширенно именуют монашеское харизматическое движение XIV-XV веков, писала М. С. Боровкова-Майкова. Из современных авторов этому аспекту уделили внимание Г. М. Прохоров , Е. В. Романенко.

Предание ученикам уделяет больше внимания организации скитского быта, отношению к имуществу, отношениям с приходящими из мира людьми. Говорится об умеренности в посте, который должен соответствовать «силе тела и души». В начале «Предания» дано исповедание веры Нила Сорского.

Кроме того, известен ряд его посланий: Гурию Тушину, Герману Подольному, Вассиану Патрикееву, «брату, пришедшему с восточной стороны», а также две молитвы.

Другой стороной литературной деятельности преподобного Нила была его деятельность как переписчика и составителя житийных сборников. О методе работы преподобного с текстом красноречиво говорят его фразы из посланий Гурию Тушину и Герману Подольному. В послании Тушину он пишет: «Если не найду согласное с моими соображением о начинании дела, откладываю его, пока не найду; когда же найду, благодатью Божьей, делаю в благой уверенности как одобренное. От себя же не смею делать, поскольку я невежда и поселянин». «Когда случается мне что-то предпринять, если не нахожу того в Святых Писаниях, откладывая на время, пока не найду»,- пишет он в послании Герману Подольному. Сравнивая списки, он находит в них «много неисправленна», старается исправить «елико возможно его худому разуму». Поэтому списывает «с разных списков, тщася обрести правый». Если это не удаётся, он оставляет в рукописи пробел, с заметкой на полях: «От зде в списках не право», или: «Аще где в ином переводе обрящется известнейше (правильнее) сего, тамо да чтется».

Было бы неверным предполагать, что подвижник полагает своё разумение критерием истинности Писаний, призывает к рациональному их осмыслению и согласованию с доводами разума. Анализ его житийных сборников, сравнение с изданными полвека спустя Великими Минеями Четьями митрополита Макария , привели исследователей (Н. В. Покровский , Я. С. Лурье) к выводу, что правке была подвергнута не содержательная часть житий, а только текст. Правки касались грамматики, синтаксиса (в частности, преподобный убирал кальки с греческого), стиля. Добавлены правки, уточняющие смысл, исправлено неверное употребление слов . Таким образом, текст становился более понятным и удобочитаемым.

Следует отметить, что труды преподобного Нила пользовались большим уважением и в монастыре преподобного Иосифа. Два монаха Иосифова монастыря, это Нил Полев и Дионисий Звенигородский , долгое время (до 1512 года) жили в Кирилловом монастыре и сделали списки Ниловых сборников для своей обители. Однако, начиная с 30-х годов, писания Нила в Волоколамском монастыре стали переписывать без указания авторства.

Исихазм и нестяжание

Нил Сорский в Послании Гурину Тушину писал, что «цвѣты добродѣтелей» расцветают от «безмолвия» (греч. исихии) и иссушаются от бесед. Подвиг состоит в «отсечении помыслов» и «отступлении мира». Своим послушникам Нил Сорский напоминал необходимость физической работы, «ибо жительство и нужды наши от наших собственных трудов должны устраиваться». Он напоминал слова апостола Павла о необходимости труда (2Фес. ). Он призывал не злоупотреблять милостыней. «Стяжание» признавал за «яд смертоносный». Если случится нанимать работников, то их «не подобает должной платы лишать». Нил Сорский критиковал желание украшать церковь («сосуды золотые и серебряные, даже и священные, не подобает иметь»), поскольку это может привести к «восхищению делу рук человеческих» и «гордости» за «красоту зданий»

Об отношении к Священному Писанию и церковному преданию

Мысль о разумном исполнении Священного Писания является одной из основных тем посланий преподобного Нила. Особенно часто он об этом говорит в послании Герману Подольному. В частности он пишет: «Повиноваться Богу по божественным Писаниям, а не так бессмысленно, как некоторые: и когда в монастыре с братьями, будто бы в повиновении, в самоволии бессмысленно пасутся, и отшельничество так же осуществляют неразумно, плотской волей ведомые и разумом неразмышляющим, не понимая ни того, что делают, ни того, в чём утверждаются». В «самоволии», то есть не по Божьей воле, не по Его Писаниям, а в мнимом послушании по человеческим представлениям и без разумения.

Требуя разумного прохождения монашеского подвига, преподобный Нил настаивает на разборчивости в чтении писаний. «Писаний ведь много, но не все они божественные»,- пишет он Гурию Тушину. Однако понимать эти слова, как критическое отношение к святоотеческому преданию было бы неверным. В «Предании» преподобного Нила приводится его исповедание веры, в котором, между прочим, говорится: «Прибегаю всею душою к святой соборной апостольской Церкви, и все учения, которые она приняла от Господа и от святых апостолов, и святых отцов Вселенских Соборов и поместных, и прочих святых отцов святой Церкви и, приняв, нам передала о православной вере и о практических заветах…». Вряд ли это дежурные фразы, которые святой зачем-то пересказывает ученикам. Да и сама его деятельность (о чём мы говорили выше) указывает на почтительное отношение Нила к церковному преданию. В данном случае речь может идти о сомнении относительно каких-либо неканонических книг «по преданиям человеческим», или же просто о неисправных списках. (Сравнить: по мнению болгарского реформатора церковно-славянского языка XIV века Константина Костенченского при расхождении слова и сущности возможны ереси и искажения. )

Отношение Нила Сорского к ереси жидовствующих

В вопросе отношения Нила Сорского к ереси жидовствующих среди историков нет единодушия. Предположения о близости идей Нила Сорского с идеями «жидовствующих» ранее высказывались рядом исследователей, среди которых Ф. фон Лилиенфельд, Д. Фенел, А. А. Зимин , А. И. Клибанов . В той или иной мере сближают его взгляды с еретиками А. С. Архангельский, Г. М. Прохоров. Сомнения вызывает его критика по отношению к писаниям, подозрение в отвержении церковного предания, его нестяжательские убеждения, терпимость к кающимся еретикам. На его безусловной православности настаивает Я. С. Лурье . Не сомневаются в его православии и известный историк церкви митрополит Макарий (Булгаков) , протоиерей Георгий Флоровский .

Исповедание преподобного Нила не позволяет сомневаться в православии сорского старца. Обращает на себя внимание то, что в тексте исповедания отражены положения, неприемлемые для жидовствующих. Нил Сорский утверждает исповедание «единого Бога в Троице славимого», Боговоплощение, веру в Богородицу, почитание «святых отцов святой Церкви» отцов Вселенских и поместных соборов. Заканчивает своё исповедание преподобный Нил словами: «Лжеименных же учителей еретические учения и предания все проклинаю - я и пребывающие со мной. И еретики все чужды нам да будут». Вполне уместно предположить, что это исповедание, включённое в «Предание ученикам» как раз и имеет своей целью предупредить их от еретических шатаний.

Больший интерес представляет не отношение Нила к еретическим идеям, тут сомневаться особенно не в чём, а его отношение к самим еретикам и ереси, как явлению (А. С. Архангельский, например, говорит о веротерпимости Нила).

Известно, что вместе со своим старцем Паисием Ярославовым он принимал участие в соборе против новгородских еретиков в 1490 году . В IV-й Новгородской летописи имена авторитетных старцев упоминаются наравне с епископами. Существует устойчивое предположение, что относительно мягкий соборный приговор был принят под влиянием кирилловских старцев. Однако никаких сведений относительно того, насколько их мнение повлияло на решения собора, мы не имеем. Ранее, в 1489 году один из главных борцов с ересью архиепископ Новгородский Геннадий в письме к архиепископу Ростовскому Иосафу просил возможности посоветоваться со старцами Нилом и Паисием по вопросам ереси. Однако эти скудные сведения не могут прояснить картину: из них ровным счётом ничего не следует.

Косвенным указанием на позицию преподобного может служить известное отношение заволжских монахов к покаявшимся еретикам, выраженное одним из учеников преподобного Вассианом Патрикеевым. Уже после смерти Нила он в ряде «слов» выступил против карательных мер преподобного Иосифа, призывая его не бояться богословских диспутов с еретиками. Покаявшиеся еретики, по мнению Вассиана, должны быть прощены. Не казни и жестокие наказания, а покаяние должны исцелить ересь. При этом Вассиан ссылается на святых отцов, в частности, Иоанна Златоуста .

Е. В. Романенко обратила внимание на подборку житий в сборнике Нила Сорского. Эта подборка свидетельствует об интересе преподобного к истории Церкви, конкретно, к истории ересей. В «Житии Евфимия Великого» повествуется, как святой противостоял «жидомудренному» Несторию. Здесь же обличаются ереси манихеев, оригеновская, арианская, савеллианская, монофизитская. Даётся представление об этих учениях. Примеры из жизни Евфимия Великого и Феодосия Великого показывают твёрдость в исповедании веры святых, свидетельствуют о поведении святых во время смут . Романенко считает, что такой подбор житийной литературы связан с борьбой против жидовствующих, которые, как известно, отрицали Боговоплощение и Божественную природу Христа . Обращает внимание и на жития святых - борцов с иконоборчеством: Феодора Студита , Иоанна Дамаскина , Иоанникия Великого .

Как видим, Нил Сорский отнюдь не был сторонником уничтожения монастырского общежития и полного лишения монашеской братии общих имуществ. Но в монашеской жизни он призывал придерживаться «потребительского минимализма», довольствуясь лишь необходимым для пропитания и устройства элементарного быта.

Говоря об украшении церквей как о чём-то излишнем, преподобный цитирует Иоанна Златоуста: «Никто никогда не был осуждён за неукрашение церкви».

Г. М. Прохоров обратил внимание на пометы, сделанные рукой преподобного Нила на полях переписанных им житий. Они относятся к текстам, в которых говорится о скупости, жестокости, нестраннолюбии, сребролюбии. «Зрите, немилостивые», - написано рукой преподобного, - «Сие зело страшно». Преподобного волнуют прежде всего вопросы, связанные с недостойным поведением иноков. Примеры же нестяжания и избежания мирской славы он выделяет как достойные подражания. Пометы «зри» относятся и к примерам нестяжания, избежания мирской славы (Житие Иллариона Великого, удалившегося в Египет к язычникам) . Акцент нестяжательности Нила переносится в область личной морали, становится предметом и средством монашеского деланья.

Предупреждая Гурия Тушина от бесед «о прибыли монастырского богатства и стяжании имуществ пекущимися», он предостерегает и от полемики с ними: «Не подобает же на таковых и словом наскакивать, ни поносить, ни укорять их, но надо предоставить это Богу». Основной задачей монаха является молитва и внутреннее делание. Но если кто из братьев обратится с соответствующим вопросом, то надо отдать ему и душу. «С людьми иного рода беседы, пусть и малые, иссушают цветы добродетелей».

Кончина преподобного Нила и вопрос о его почитании

См. также

Ученики Нила Сорского

Издания

• Нил Сорский, преп. О восьми главных страстях и о победе над ними. М.: 1997.
• Нил Сорский, Наставление о душе и страстях. СПб: «Тропа Троянова»; 2007.
• Nil Sorsky. The Authentic Writings. Translated, edited, and introduced by David M. Goldfrank. Kalamazoo, MI: Cistercian Publications. 2008 (Cistercian Studies Series, 221).

Напишите отзыв о статье "Нил Сорский"

Ссылки

Примечания

Литература

• /
• Преподобные Иосиф Волоцкий и Нил Сорский / Сост. иеромонах Герман (Чекунов). - М.: Русский издательский центр , Иосифо-Волоцкий ставропигиальный мужской монастырь, 2011. 320 с., ил., 6000 экз., ISBN 978-5-4249-0003-7
• Преподобные Нил Сорский и Иннокентий Комельский. Сочинения/ Изд. Подг. Г. М. Прохоров. - СПб.: «Издательство Олега Абышко», 2005.
• Архангельский А. С. Нил Сорский и Вассиан Патрикеев, их литературные труды и идеи в Древней Руси. СПб., 1882.
• Боровкова-Майкова М. С. // История русской литературы: В 10 т./АН СССР. - М.; Л.: Изд-во АН СССР , 1941-1956. - Т. II. - Ч. 1
• Кирсанова О. Т. «Мысленное делание» - путь к совершенству. Нил Сорский//Русские мыслители. - Ростов -н/Д: «Феникс», 2003. - С.68-80.
• Направление Нила Сорского в идеологической борьбе конца XV в. // Лурье Я. С. Идеологическая борьба в русской публицистике конца XV - начала XVI вв. М.-Л., 1960.
• Лурье Я. С. . - С.182-213.
• Лурье Я. С. // Труды отдела древнерусской литературы. - Т. XV. - М.-Л., 1958. - С.131-152.
• Леннгрен, Т. П. Соборник Нила Сорского. Ч. 1-2. - М.: Языки русской культуры , 2000-2002.
• Леннгрен, Т. П. Соборник Нила Сорского. Указатель слов. Т. 1-2. А-Н, О-Я. - М.: Языки русской культуры, 2005.
• Плигузов, А. И. Полемика в Русской Церкви первой трети XVI столетия. - М.: 2002.
• Прохоров Г. М. // Словарь книжников и книжности Древней Руси. Вып. 2. Вторая половина XIV-XVI в. Часть 2. Л-Я. - М.: «Наука », 1989.
• Прохоров Г. М.
• Романенко Е. В. - М.: Памятники исторической мысли, 2003.
• Романенко Е. В. Древнее Житие преподобного Нила Сорского // Вестник церковной истории . - 2009. - № 3-4(15-16). - С. 93-106.
• Шевченко Е. Э. //Древняя Русь. Вопросы медиевистики . - 2004. - № 1 (15). - С. 95-101.
• Синицына Н. В. . - М.: «Наука». 2002 г. с. 116-149.

Отрывок, характеризующий Нил Сорский

«Кто они? Зачем они? Что им нужно? И когда всё это кончится?» думал Ростов, глядя на переменявшиеся перед ним тени. Боль в руке становилась всё мучительнее. Сон клонил непреодолимо, в глазах прыгали красные круги, и впечатление этих голосов и этих лиц и чувство одиночества сливались с чувством боли. Это они, эти солдаты, раненые и нераненые, – это они то и давили, и тяготили, и выворачивали жилы, и жгли мясо в его разломанной руке и плече. Чтобы избавиться от них, он закрыл глаза.
Он забылся на одну минуту, но в этот короткий промежуток забвения он видел во сне бесчисленное количество предметов: он видел свою мать и ее большую белую руку, видел худенькие плечи Сони, глаза и смех Наташи, и Денисова с его голосом и усами, и Телянина, и всю свою историю с Теляниным и Богданычем. Вся эта история была одно и то же, что этот солдат с резким голосом, и эта то вся история и этот то солдат так мучительно, неотступно держали, давили и все в одну сторону тянули его руку. Он пытался устраняться от них, но они не отпускали ни на волос, ни на секунду его плечо. Оно бы не болело, оно было бы здорово, ежели б они не тянули его; но нельзя было избавиться от них.
Он открыл глаза и поглядел вверх. Черный полог ночи на аршин висел над светом углей. В этом свете летали порошинки падавшего снега. Тушин не возвращался, лекарь не приходил. Он был один, только какой то солдатик сидел теперь голый по другую сторону огня и грел свое худое желтое тело.
«Никому не нужен я! – думал Ростов. – Некому ни помочь, ни пожалеть. А был же и я когда то дома, сильный, веселый, любимый». – Он вздохнул и со вздохом невольно застонал.
– Ай болит что? – спросил солдатик, встряхивая свою рубаху над огнем, и, не дожидаясь ответа, крякнув, прибавил: – Мало ли за день народу попортили – страсть!
Ростов не слушал солдата. Он смотрел на порхавшие над огнем снежинки и вспоминал русскую зиму с теплым, светлым домом, пушистою шубой, быстрыми санями, здоровым телом и со всею любовью и заботою семьи. «И зачем я пошел сюда!» думал он.
На другой день французы не возобновляли нападения, и остаток Багратионова отряда присоединился к армии Кутузова.

Князь Василий не обдумывал своих планов. Он еще менее думал сделать людям зло для того, чтобы приобрести выгоду. Он был только светский человек, успевший в свете и сделавший привычку из этого успеха. У него постоянно, смотря по обстоятельствам, по сближениям с людьми, составлялись различные планы и соображения, в которых он сам не отдавал себе хорошенько отчета, но которые составляли весь интерес его жизни. Не один и не два таких плана и соображения бывало у него в ходу, а десятки, из которых одни только начинали представляться ему, другие достигались, третьи уничтожались. Он не говорил себе, например: «Этот человек теперь в силе, я должен приобрести его доверие и дружбу и через него устроить себе выдачу единовременного пособия», или он не говорил себе: «Вот Пьер богат, я должен заманить его жениться на дочери и занять нужные мне 40 тысяч»; но человек в силе встречался ему, и в ту же минуту инстинкт подсказывал ему, что этот человек может быть полезен, и князь Василий сближался с ним и при первой возможности, без приготовления, по инстинкту, льстил, делался фамильярен, говорил о том, о чем нужно было.
Пьер был у него под рукою в Москве, и князь Василий устроил для него назначение в камер юнкеры, что тогда равнялось чину статского советника, и настоял на том, чтобы молодой человек с ним вместе ехал в Петербург и остановился в его доме. Как будто рассеянно и вместе с тем с несомненной уверенностью, что так должно быть, князь Василий делал всё, что было нужно для того, чтобы женить Пьера на своей дочери. Ежели бы князь Василий обдумывал вперед свои планы, он не мог бы иметь такой естественности в обращении и такой простоты и фамильярности в сношении со всеми людьми, выше и ниже себя поставленными. Что то влекло его постоянно к людям сильнее или богаче его, и он одарен был редким искусством ловить именно ту минуту, когда надо и можно было пользоваться людьми.
Пьер, сделавшись неожиданно богачом и графом Безухим, после недавнего одиночества и беззаботности, почувствовал себя до такой степени окруженным, занятым, что ему только в постели удавалось остаться одному с самим собою. Ему нужно было подписывать бумаги, ведаться с присутственными местами, о значении которых он не имел ясного понятия, спрашивать о чем то главного управляющего, ехать в подмосковное имение и принимать множество лиц, которые прежде не хотели и знать о его существовании, а теперь были бы обижены и огорчены, ежели бы он не захотел их видеть. Все эти разнообразные лица – деловые, родственники, знакомые – все были одинаково хорошо, ласково расположены к молодому наследнику; все они, очевидно и несомненно, были убеждены в высоких достоинствах Пьера. Беспрестанно он слышал слова: «С вашей необыкновенной добротой» или «при вашем прекрасном сердце», или «вы сами так чисты, граф…» или «ежели бы он был так умен, как вы» и т. п., так что он искренно начинал верить своей необыкновенной доброте и своему необыкновенному уму, тем более, что и всегда, в глубине души, ему казалось, что он действительно очень добр и очень умен. Даже люди, прежде бывшие злыми и очевидно враждебными, делались с ним нежными и любящими. Столь сердитая старшая из княжен, с длинной талией, с приглаженными, как у куклы, волосами, после похорон пришла в комнату Пьера. Опуская глаза и беспрестанно вспыхивая, она сказала ему, что очень жалеет о бывших между ними недоразумениях и что теперь не чувствует себя вправе ничего просить, разве только позволения, после постигшего ее удара, остаться на несколько недель в доме, который она так любила и где столько принесла жертв. Она не могла удержаться и заплакала при этих словах. Растроганный тем, что эта статуеобразная княжна могла так измениться, Пьер взял ее за руку и просил извинения, сам не зная, за что. С этого дня княжна начала вязать полосатый шарф для Пьера и совершенно изменилась к нему.
– Сделай это для нее, mon cher; всё таки она много пострадала от покойника, – сказал ему князь Василий, давая подписать какую то бумагу в пользу княжны.
Князь Василий решил, что эту кость, вексель в 30 т., надо было всё таки бросить бедной княжне с тем, чтобы ей не могло притти в голову толковать об участии князя Василия в деле мозаикового портфеля. Пьер подписал вексель, и с тех пор княжна стала еще добрее. Младшие сестры стали также ласковы к нему, в особенности самая младшая, хорошенькая, с родинкой, часто смущала Пьера своими улыбками и смущением при виде его.
Пьеру так естественно казалось, что все его любят, так казалось бы неестественно, ежели бы кто нибудь не полюбил его, что он не мог не верить в искренность людей, окружавших его. Притом ему не было времени спрашивать себя об искренности или неискренности этих людей. Ему постоянно было некогда, он постоянно чувствовал себя в состоянии кроткого и веселого опьянения. Он чувствовал себя центром какого то важного общего движения; чувствовал, что от него что то постоянно ожидается; что, не сделай он того, он огорчит многих и лишит их ожидаемого, а сделай то то и то то, всё будет хорошо, – и он делал то, что требовали от него, но это что то хорошее всё оставалось впереди.
Более всех других в это первое время как делами Пьера, так и им самим овладел князь Василий. Со смерти графа Безухого он не выпускал из рук Пьера. Князь Василий имел вид человека, отягченного делами, усталого, измученного, но из сострадания не могущего, наконец, бросить на произвол судьбы и плутов этого беспомощного юношу, сына его друга, apres tout, [в конце концов,] и с таким огромным состоянием. В те несколько дней, которые он пробыл в Москве после смерти графа Безухого, он призывал к себе Пьера или сам приходил к нему и предписывал ему то, что нужно было делать, таким тоном усталости и уверенности, как будто он всякий раз приговаривал:
«Vous savez, que je suis accable d"affaires et que ce n"est que par pure charite, que je m"occupe de vous, et puis vous savez bien, que ce que je vous propose est la seule chose faisable». [Ты знаешь, я завален делами; но было бы безжалостно покинуть тебя так; разумеется, что я тебе говорю, есть единственно возможное.]
– Ну, мой друг, завтра мы едем, наконец, – сказал он ему однажды, закрывая глаза, перебирая пальцами его локоть и таким тоном, как будто то, что он говорил, было давным давно решено между ними и не могло быть решено иначе.
– Завтра мы едем, я тебе даю место в своей коляске. Я очень рад. Здесь у нас всё важное покончено. А мне уж давно бы надо. Вот я получил от канцлера. Я его просил о тебе, и ты зачислен в дипломатический корпус и сделан камер юнкером. Теперь дипломатическая дорога тебе открыта.
Несмотря на всю силу тона усталости и уверенности, с которой произнесены были эти слова, Пьер, так долго думавший о своей карьере, хотел было возражать. Но князь Василий перебил его тем воркующим, басистым тоном, который исключал возможность перебить его речь и который употреблялся им в случае необходимости крайнего убеждения.
– Mais, mon cher, [Но, мой милый,] я это сделал для себя, для своей совести, и меня благодарить нечего. Никогда никто не жаловался, что его слишком любили; а потом, ты свободен, хоть завтра брось. Вот ты всё сам в Петербурге увидишь. И тебе давно пора удалиться от этих ужасных воспоминаний. – Князь Василий вздохнул. – Так так, моя душа. А мой камердинер пускай в твоей коляске едет. Ах да, я было и забыл, – прибавил еще князь Василий, – ты знаешь, mon cher, что у нас были счеты с покойным, так с рязанского я получил и оставлю: тебе не нужно. Мы с тобою сочтемся.
То, что князь Василий называл с «рязанского», было несколько тысяч оброка, которые князь Василий оставил у себя.
В Петербурге, так же как и в Москве, атмосфера нежных, любящих людей окружила Пьера. Он не мог отказаться от места или, скорее, звания (потому что он ничего не делал), которое доставил ему князь Василий, а знакомств, зовов и общественных занятий было столько, что Пьер еще больше, чем в Москве, испытывал чувство отуманенности, торопливости и всё наступающего, но не совершающегося какого то блага.
Из прежнего его холостого общества многих не было в Петербурге. Гвардия ушла в поход. Долохов был разжалован, Анатоль находился в армии, в провинции, князь Андрей был за границей, и потому Пьеру не удавалось ни проводить ночей, как он прежде любил проводить их, ни отводить изредка душу в дружеской беседе с старшим уважаемым другом. Всё время его проходило на обедах, балах и преимущественно у князя Василия – в обществе толстой княгини, его жены, и красавицы Элен.
Анна Павловна Шерер, так же как и другие, выказала Пьеру перемену, происшедшую в общественном взгляде на него.
Прежде Пьер в присутствии Анны Павловны постоянно чувствовал, что то, что он говорит, неприлично, бестактно, не то, что нужно; что речи его, кажущиеся ему умными, пока он готовит их в своем воображении, делаются глупыми, как скоро он громко выговорит, и что, напротив, самые тупые речи Ипполита выходят умными и милыми. Теперь всё, что ни говорил он, всё выходило charmant [очаровательно]. Ежели даже Анна Павловна не говорила этого, то он видел, что ей хотелось это сказать, и она только, в уважение его скромности, воздерживалась от этого.
В начале зимы с 1805 на 1806 год Пьер получил от Анны Павловны обычную розовую записку с приглашением, в котором было прибавлено: «Vous trouverez chez moi la belle Helene, qu"on ne se lasse jamais de voir». [у меня будет прекрасная Элен, на которую никогда не устанешь любоваться.]
Читая это место, Пьер в первый раз почувствовал, что между ним и Элен образовалась какая то связь, признаваемая другими людьми, и эта мысль в одно и то же время и испугала его, как будто на него накладывалось обязательство, которое он не мог сдержать, и вместе понравилась ему, как забавное предположение.
Вечер Анны Павловны был такой же, как и первый, только новинкой, которою угощала Анна Павловна своих гостей, был теперь не Мортемар, а дипломат, приехавший из Берлина и привезший самые свежие подробности о пребывании государя Александра в Потсдаме и о том, как два высочайшие друга поклялись там в неразрывном союзе отстаивать правое дело против врага человеческого рода. Пьер был принят Анной Павловной с оттенком грусти, относившейся, очевидно, к свежей потере, постигшей молодого человека, к смерти графа Безухого (все постоянно считали долгом уверять Пьера, что он очень огорчен кончиною отца, которого он почти не знал), – и грусти точно такой же, как и та высочайшая грусть, которая выражалась при упоминаниях об августейшей императрице Марии Феодоровне. Пьер почувствовал себя польщенным этим. Анна Павловна с своим обычным искусством устроила кружки своей гостиной. Большой кружок, где были князь Василий и генералы, пользовался дипломатом. Другой кружок был у чайного столика. Пьер хотел присоединиться к первому, но Анна Павловна, находившаяся в раздраженном состоянии полководца на поле битвы, когда приходят тысячи новых блестящих мыслей, которые едва успеваешь приводить в исполнение, Анна Павловна, увидев Пьера, тронула его пальцем за рукав.
– Attendez, j"ai des vues sur vous pour ce soir. [У меня есть на вас виды в этот вечер.] Она взглянула на Элен и улыбнулась ей. – Ma bonne Helene, il faut, que vous soyez charitable pour ma рauvre tante, qui a une adoration pour vous. Allez lui tenir compagnie pour 10 minutes. [Моя милая Элен, надо, чтобы вы были сострадательны к моей бедной тетке, которая питает к вам обожание. Побудьте с ней минут 10.] А чтоб вам не очень скучно было, вот вам милый граф, который не откажется за вами следовать.
Красавица направилась к тетушке, но Пьера Анна Павловна еще удержала подле себя, показывая вид, как будто ей надо сделать еще последнее необходимое распоряжение.
– Не правда ли, она восхитительна? – сказала она Пьеру, указывая на отплывающую величавую красавицу. – Et quelle tenue! [И как держит себя!] Для такой молодой девушки и такой такт, такое мастерское уменье держать себя! Это происходит от сердца! Счастлив будет тот, чьей она будет! С нею самый несветский муж будет невольно занимать самое блестящее место в свете. Не правда ли? Я только хотела знать ваше мнение, – и Анна Павловна отпустила Пьера.
Пьер с искренностью отвечал Анне Павловне утвердительно на вопрос ее об искусстве Элен держать себя. Ежели он когда нибудь думал об Элен, то думал именно о ее красоте и о том не обыкновенном ее спокойном уменьи быть молчаливо достойною в свете.
Тетушка приняла в свой уголок двух молодых людей, но, казалось, желала скрыть свое обожание к Элен и желала более выразить страх перед Анной Павловной. Она взглядывала на племянницу, как бы спрашивая, что ей делать с этими людьми. Отходя от них, Анна Павловна опять тронула пальчиком рукав Пьера и проговорила:
– J"espere, que vous ne direz plus qu"on s"ennuie chez moi, [Надеюсь, вы не скажете другой раз, что у меня скучают,] – и взглянула на Элен.
Элен улыбнулась с таким видом, который говорил, что она не допускала возможности, чтобы кто либо мог видеть ее и не быть восхищенным. Тетушка прокашлялась, проглотила слюни и по французски сказала, что она очень рада видеть Элен; потом обратилась к Пьеру с тем же приветствием и с той же миной. В середине скучливого и спотыкающегося разговора Элен оглянулась на Пьера и улыбнулась ему той улыбкой, ясной, красивой, которой она улыбалась всем. Пьер так привык к этой улыбке, так мало она выражала для него, что он не обратил на нее никакого внимания. Тетушка говорила в это время о коллекции табакерок, которая была у покойного отца Пьера, графа Безухого, и показала свою табакерку. Княжна Элен попросила посмотреть портрет мужа тетушки, который был сделан на этой табакерке.
– Это, верно, делано Винесом, – сказал Пьер, называя известного миниатюриста, нагибаясь к столу, чтоб взять в руки табакерку, и прислушиваясь к разговору за другим столом.
Он привстал, желая обойти, но тетушка подала табакерку прямо через Элен, позади ее. Элен нагнулась вперед, чтобы дать место, и, улыбаясь, оглянулась. Она была, как и всегда на вечерах, в весьма открытом по тогдашней моде спереди и сзади платье. Ее бюст, казавшийся всегда мраморным Пьеру, находился в таком близком расстоянии от его глаз, что он своими близорукими глазами невольно различал живую прелесть ее плеч и шеи, и так близко от его губ, что ему стоило немного нагнуться, чтобы прикоснуться до нее. Он слышал тепло ее тела, запах духов и скрып ее корсета при движении. Он видел не ее мраморную красоту, составлявшую одно целое с ее платьем, он видел и чувствовал всю прелесть ее тела, которое было закрыто только одеждой. И, раз увидав это, он не мог видеть иначе, как мы не можем возвратиться к раз объясненному обману.
«Так вы до сих пор не замечали, как я прекрасна? – как будто сказала Элен. – Вы не замечали, что я женщина? Да, я женщина, которая может принадлежать всякому и вам тоже», сказал ее взгляд. И в ту же минуту Пьер почувствовал, что Элен не только могла, но должна была быть его женою, что это не может быть иначе.
Он знал это в эту минуту так же верно, как бы он знал это, стоя под венцом с нею. Как это будет? и когда? он не знал; не знал даже, хорошо ли это будет (ему даже чувствовалось, что это нехорошо почему то), но он знал, что это будет.
Пьер опустил глаза, опять поднял их и снова хотел увидеть ее такою дальнею, чужою для себя красавицею, какою он видал ее каждый день прежде; но он не мог уже этого сделать. Не мог, как не может человек, прежде смотревший в тумане на былинку бурьяна и видевший в ней дерево, увидав былинку, снова увидеть в ней дерево. Она была страшно близка ему. Она имела уже власть над ним. И между ним и ею не было уже никаких преград, кроме преград его собственной воли.
– Bon, je vous laisse dans votre petit coin. Je vois, que vous y etes tres bien, [Хорошо, я вас оставлю в вашем уголке. Я вижу, вам там хорошо,] – сказал голос Анны Павловны.
И Пьер, со страхом вспоминая, не сделал ли он чего нибудь предосудительного, краснея, оглянулся вокруг себя. Ему казалось, что все знают, так же как и он, про то, что с ним случилось.
Через несколько времени, когда он подошел к большому кружку, Анна Павловна сказала ему:
– On dit que vous embellissez votre maison de Petersbourg. [Говорят, вы отделываете свой петербургский дом.]
(Это была правда: архитектор сказал, что это нужно ему, и Пьер, сам не зная, зачем, отделывал свой огромный дом в Петербурге.)
– C"est bien, mais ne demenagez pas de chez le prince Ваsile. Il est bon d"avoir un ami comme le prince, – сказала она, улыбаясь князю Василию. – J"en sais quelque chose. N"est ce pas? [Это хорошо, но не переезжайте от князя Василия. Хорошо иметь такого друга. Я кое что об этом знаю. Не правда ли?] А вы еще так молоды. Вам нужны советы. Вы не сердитесь на меня, что я пользуюсь правами старух. – Она замолчала, как молчат всегда женщины, чего то ожидая после того, как скажут про свои года. – Если вы женитесь, то другое дело. – И она соединила их в один взгляд. Пьер не смотрел на Элен, и она на него. Но она была всё так же страшно близка ему. Он промычал что то и покраснел.
Вернувшись домой, Пьер долго не мог заснуть, думая о том, что с ним случилось. Что же случилось с ним? Ничего. Он только понял, что женщина, которую он знал ребенком, про которую он рассеянно говорил: «да, хороша», когда ему говорили, что Элен красавица, он понял, что эта женщина может принадлежать ему.
«Но она глупа, я сам говорил, что она глупа, – думал он. – Что то гадкое есть в том чувстве, которое она возбудила во мне, что то запрещенное. Мне говорили, что ее брат Анатоль был влюблен в нее, и она влюблена в него, что была целая история, и что от этого услали Анатоля. Брат ее – Ипполит… Отец ее – князь Василий… Это нехорошо», думал он; и в то же время как он рассуждал так (еще рассуждения эти оставались неоконченными), он заставал себя улыбающимся и сознавал, что другой ряд рассуждений всплывал из за первых, что он в одно и то же время думал о ее ничтожестве и мечтал о том, как она будет его женой, как она может полюбить его, как она может быть совсем другою, и как всё то, что он об ней думал и слышал, может быть неправдою. И он опять видел ее не какою то дочерью князя Василья, а видел всё ее тело, только прикрытое серым платьем. «Но нет, отчего же прежде не приходила мне в голову эта мысль?» И опять он говорил себе, что это невозможно; что что то гадкое, противоестественное, как ему казалось, нечестное было бы в этом браке. Он вспоминал ее прежние слова, взгляды, и слова и взгляды тех, кто их видал вместе. Он вспомнил слова и взгляды Анны Павловны, когда она говорила ему о доме, вспомнил тысячи таких намеков со стороны князя Василья и других, и на него нашел ужас, не связал ли он уж себя чем нибудь в исполнении такого дела, которое, очевидно, нехорошо и которое он не должен делать. Но в то же время, как он сам себе выражал это решение, с другой стороны души всплывал ее образ со всею своею женственной красотою.

В ноябре месяце 1805 года князь Василий должен был ехать на ревизию в четыре губернии. Он устроил для себя это назначение с тем, чтобы побывать заодно в своих расстроенных имениях, и захватив с собой (в месте расположения его полка) сына Анатоля, с ним вместе заехать к князю Николаю Андреевичу Болконскому с тем, чтоб женить сына на дочери этого богатого старика. Но прежде отъезда и этих новых дел, князю Василью нужно было решить дела с Пьером, который, правда, последнее время проводил целые дни дома, т. е. у князя Василья, у которого он жил, был смешон, взволнован и глуп (как должен быть влюбленный) в присутствии Элен, но всё еще не делал предложения.
«Tout ca est bel et bon, mais il faut que ca finisse», [Всё это хорошо, но надо это кончить,] – сказал себе раз утром князь Василий со вздохом грусти, сознавая, что Пьер, стольким обязанный ему (ну, да Христос с ним!), не совсем хорошо поступает в этом деле. «Молодость… легкомыслие… ну, да Бог с ним, – подумал князь Василий, с удовольствием чувствуя свою доброту: – mais il faut, que ca finisse. После завтра Лёлины именины, я позову кое кого, и ежели он не поймет, что он должен сделать, то уже это будет мое дело. Да, мое дело. Я – отец!»
Пьер полтора месяца после вечера Анны Павловны и последовавшей за ним бессонной, взволнованной ночи, в которую он решил, что женитьба на Элен была бы несчастие, и что ему нужно избегать ее и уехать, Пьер после этого решения не переезжал от князя Василья и с ужасом чувствовал, что каждый день он больше и больше в глазах людей связывается с нею, что он не может никак возвратиться к своему прежнему взгляду на нее, что он не может и оторваться от нее, что это будет ужасно, но что он должен будет связать с нею свою судьбу. Может быть, он и мог бы воздержаться, но не проходило дня, чтобы у князя Василья (у которого редко бывал прием) не было бы вечера, на котором должен был быть Пьер, ежели он не хотел расстроить общее удовольствие и обмануть ожидания всех. Князь Василий в те редкие минуты, когда бывал дома, проходя мимо Пьера, дергал его за руку вниз, рассеянно подставлял ему для поцелуя выбритую, морщинистую щеку и говорил или «до завтра», или «к обеду, а то я тебя не увижу», или «я для тебя остаюсь» и т. п. Но несмотря на то, что, когда князь Василий оставался для Пьера (как он это говорил), он не говорил с ним двух слов, Пьер не чувствовал себя в силах обмануть его ожидания. Он каждый день говорил себе всё одно и одно: «Надо же, наконец, понять ее и дать себе отчет: кто она? Ошибался ли я прежде или теперь ошибаюсь? Нет, она не глупа; нет, она прекрасная девушка! – говорил он сам себе иногда. – Никогда ни в чем она не ошибается, никогда она ничего не сказала глупого. Она мало говорит, но то, что она скажет, всегда просто и ясно. Так она не глупа. Никогда она не смущалась и не смущается. Так она не дурная женщина!» Часто ему случалось с нею начинать рассуждать, думать вслух, и всякий раз она отвечала ему на это либо коротким, но кстати сказанным замечанием, показывавшим, что ее это не интересует, либо молчаливой улыбкой и взглядом, которые ощутительнее всего показывали Пьеру ее превосходство. Она была права, признавая все рассуждения вздором в сравнении с этой улыбкой.
Она обращалась к нему всегда с радостной, доверчивой, к нему одному относившейся улыбкой, в которой было что то значительней того, что было в общей улыбке, украшавшей всегда ее лицо. Пьер знал, что все ждут только того, чтобы он, наконец, сказал одно слово, переступил через известную черту, и он знал, что он рано или поздно переступит через нее; но какой то непонятный ужас охватывал его при одной мысли об этом страшном шаге. Тысячу раз в продолжение этого полутора месяца, во время которого он чувствовал себя всё дальше и дальше втягиваемым в ту страшившую его пропасть, Пьер говорил себе: «Да что ж это? Нужна решимость! Разве нет у меня ее?»
Он хотел решиться, но с ужасом чувствовал, что не было у него в этом случае той решимости, которую он знал в себе и которая действительно была в нем. Пьер принадлежал к числу тех людей, которые сильны только тогда, когда они чувствуют себя вполне чистыми. А с того дня, как им владело то чувство желания, которое он испытал над табакеркой у Анны Павловны, несознанное чувство виноватости этого стремления парализировало его решимость.

Знаменитый деятель русской церкви. Сведения о нем скудны и отрывочны. Род. около 1433 г., принадлежал к крестьянскому роду; прозванье его было Майков. До поступления в монашество Нил занимался списыванием книг, был "скорописцем". Более точные сведения застают Нила уже иноком. Постригся Нил в Кирилло-Белозерском монастыре, где со времен самого основателя хранился глухой протест против землевладельческих прав монашества. Преподобный Кирилл сам не раз отказывался от сел, которые предлагались его монастырю благочестивыми мирянами; те же взгляды были усвоены и его ближайшими учениками ("заволжские старцы"; см.). Совершив путешествие на Восток, в Палестину, Константинополь и Афон, Нил особенно долго пробыл на Афоне, и едва ли не Афону был больше всего обязан созерцательным направлением своих идей.

Нил Сорский. Икона с житием

По возвращении в Россию (между 1473 и 89 гг.) Нил основывает скит, собирает около себя немногочисленных последователей, "которые были его нрава", и отдается замкнутой, уединенной жизни, интересуясь в особенности книжными занятиями. Все действия свои он старается обосновать на непосредственных указаниях "божественного писания", как единственного источника познания нравственных и религиозных обязанностей человека. Продолжая заниматься перепиской книг, он подвергает списываемый материал более или менее тщательной критике. Он списывает "с разных списков, тщася обрести правый", делает свод наиболее верного: сличая списки и находя в них "много неисправленна", старается исправить, "елико возможно его худому разуму". Если иное место ему кажется "неправым", а исправить, не по чему, он оставляет в рукописи пробел, с заметкой на полях: "От зде в списках не право", или: "Аще где в ином переводе обрящется известнейше (правильнее) сего, тамо да чтется", - и оставляет так пустыми иногда целые страницы. Вообще он списывает только то, что "по возможному согласно разуму и истине...". Все эти черты, резко отличающие характер книжных занятий Нила Сорского и самый взгляд его на "писания" от обычных, господствовавших в его время, не могли пройти для него даром. Несмотря на свои книжные занятия и любовь к замкнутой, уединенной жизни, Нил Сорский принял участие в двух важнейших вопросах своего времени: об отношении к так наз. "новгородским еретикам" и о монастырских имениях. В первом случае, его влияние (вместе с учителем его Паисием Ярославовым) мы можем только предполагать; во втором случае, напротив, он выступил инициатором. В деле о новгородских еретиках и Паисий Ярославов, и Нил Сорский держались, по-видимому, более веротерпимых взглядов, чем большинство тогдашних русских иерархов, с Геннадием новгородским и Иосифом Волоцким во главе. В 1489 г. новгородский архиерей Геннадий, вступая в борьбу с ересью и сообщая о ней ростовскому архиепископу, просит последнего посоветоваться с жившими в его епархии учеными старцами Паисием Ярославовым и Нилом Сорским и привлечь их к борьбе. Геннадий и сам хочет поговорить с учеными старцами и приглашает их даже к себе. Неизвестны результаты стараний Геннадия: кажется, они были не совсем таковы, как он желал. По крайней мере, больше мы не видим никаких сношений Геннадия ни с Паисием, ни с Нилом; к ним не обращается и главный борецс ересью, Иосиф Волоколамский. Между тем, оба старца не относились к ереси безучастно: оба они присутствуют на соборе 1490 г., разбиравшем дело еретиков, и едва лине влияют на самое решение собора. Первоначально все иерархи "стали крепко" и единогласно заявили, что "вся (всех еретиков) сожещи достоит" - а в конце собор ограничивается тем, что проклинает двух-трех попов-еретиков, лишает их сана и отсылает обратно к Геннадию. Важнейшим фактом жизни Нила Сорского был его протест против землевладельческих прав монастырей, на соборе 1503 г. в Москве. Когда собор уже близился к концу, Нил Сорский, поддерживаемый другими кирилло-6елозерскими старцами, поднял вопрос о монастырских имениях, равнявшихся в то время трети всей государственной территории и бывших причиной деморализации монашества. Ревностным борцом за идею Нила Сорского выступил его ближайший "ученик", князь-инок Вассиан Патрикеев. Нил Сорский мог видеть только начало возбужденной им борьбы; он умер в 1508 г. Перед кончиной Нил написал "Завещание", прося своих учеников "повергнуть тело его в пустыне, да изъедят é зверие и птица, понеже согрешило к Богу много и недостойно погребения". Ученики не исполнили этой просьбы: они с честью похоронили его. Неизвестно, был ли Нил Сорский канонизован формально; в рукописях изредка встречаются следы службы ему (тропарь, кондак, икос), но, кажется, это было лишь местной попыткой, да и то не утвердившейся. Зато на всем протяжении нашей древней литературы лишь за одним Нилом Сорским, в заглавиях его немногочисленных сочинений, осталось имя "великого старца".

Нил Сорский. Икона 1908 г.

Литературные произведения Нила Сорского состоят из ряда посланий к ученикам и вообще близким людям, небольшого Предания ученикам , кратких отрывочных Заметок , более обширного Устава , в 11 главах, и предсмертного Завещания. Дошли они в списках XVI - XVIII вв. и все изданы (большинство и важнейшие - крайне неисправно). Главным сочинением Нила является монастырский устав, в 11 главах; все остальные служат как бы дополнением к нему. Общее направление мыслей Нила Сорского - строго аскетическое, но в более внутреннем, духовном смысле, чем понимался аскетизм большинством тогдашнего русского монашества. Иночество, по мнению Нила, должно быть не телесным, а духовным, и требует не внешнего умерщвления плоти, а внутреннего, духовного самосовершенствования. Почва монашеских подвигов - не плоть, а мысль и сердце. Намеренно обессиливать, умерщвлять свое тело излишне: слабость тела может препятствовать в подвиге нравственного самоулучшения. Инок может и должен питать и поддерживать тело "по потребе без мала", даже "успокоивать его в мале", снисходя к физическим слабостям, болезни, старости. Непомерному пощению Нил не сочувствует. Он враг вообще всякой внешности, считает излишним иметь в храмах дорогие сосуды, золотые или серебряные, украшать церкви: еще ни один человек не осужден Богом за то, что он не украшал храмов. Церкви должны быть чужды всякого великолепия; в них нужно иметь только необходимое, "повсюду обретаемое и удобь покупаемое". Чем жертвовать в церкви, лучше раздать нищим. Подвиг нравственного самосовершенствования инока должен быть разумно-сознательным. Инок должен проходить его не в силу принуждений и предписаний, а "с рассмотрением" и "вся с рассуждением творити". Нил требует от инока не механического послушания, а сознательности в подвиге. Резко восставая против "самочинников" и "самопретыкателей", он не уничтожает личной свободы. Личная воля инока (а равно и каждого человека) должна подчиняться, по взгляду Нила, только одному авторитету - "божественных писаний". "Испытание" божественных писаний, изучение их - главная обязанность инока. Недостойная жизнь инока, да и вообще человека, исключительно зависит, по мнению Нила, "от еже не ведети нам святая писания...". С изучением божественных писаний должно быть, однако, соединено критическое отношение к общей массе письменного материала: "писания многа, но не вся божественна". Эта мысль о критике была одной из самых характерных в воззрениях и самого Нила, и всех "заволжских старцев" - и для тогдашнего большинства грамотников совершенно необычной. В глазах последних всякая вообще "книга" являлась чем-то непререкаемым и боговдохновенным. И книги Св. Писания в строгом смысле, и творения отцов церкви, и жития святых, и правила св. апостолов и соборов, и толкования на эти правила, и добавления к толкованиям, явившиеся впоследствии, наконец, даже и разного рода греческие "градстии законы", т. е. указы и распоряжения византийских императоров, и другие дополнительные статьи, вошедшие в Кормчую - все это в глазах древнерусского читателя являлось одинаково неизменным, одинаково авторитетным. Иосиф Волоколамский, один из ученейших людей своего времени, прямо, напр., доказывал, что упомянутые "градстии законы" "подобни суть пророческим и апостольским и св. отец писаниям", а сборник Никона Черногорца (см.) смело называл "боговдохновенными писаниями". Понятны, поэтому, укоры со стороны Иосифа Нилу Сорскому и его ученикам, что они "похулиша в русской земле чудотворцев", а также тех, "иже в древняя лета и в тамошних (иностранных) землях бывших чудотворцев, чудесем их вероваша, и от писания изметаша чудеса их". Одна попытка сколько-нибудь критического отношения к списываемому материалу казалась, таким образом, ересью. Стремясь к евангельскому идеалу, Нил Сорский - как и все направление, во главе которого он стоял, - не скрывает своего осуждения тем нестроениям, которые он видел в большинстве современного русского монашества. Из общего взгляда на сущность и цели иноческого обета непосредственно вытекал энергический протест Нила против монастырских имуществ. Всякую собственность, не только богатство, Нил считает противоречащей иноческим обетам. Инок отрицается от мира и всего, "яже в нем" - как же он может после этого тратить время на заботы о мирских имуществах, землях, богатствах? Иноки должны питаться исключительно своими трудами, и даже подаяния могут принимать только в крайних случаях. Они не должны "не точию не имети имения, но ни желати то стяжавати"... Обязательное для инока столь же обязательно и для монастыря: монастырь есть лишь собрание людей с одинаковыми целями и стремлениями, и предосудительное иноку предосудительно и для монастыря. К отмеченным чертам присоединялась, по-видимому, уже у самого Нила религиозная терпимость, столь резко выступившая в писаниях его ближайших учеников. Литературным источником сочинений Нила Сорского был целый ряд патристических писателей, с творениями которых он познакомился особенно во время пребывания своего на Aфоне; ближайшее влияние на него имели сочинения Иоанна Кассиана Римлянина, Нила Синайского, Иоанна Лествичника, Василия Великого, Исаака Сирина, Симеона Нового Богослова и Григория Синаита. На некоторых из этих писателей Нил Сорский особенно часто ссылается; некоторые сочинения их и по внешней форме, и по изложению особенно близко подходят, напр., к главному сочинению Нила Сорского - "Монастырскому уставу". Ни одному из своих источников Нил, однако, не подчиняется безусловно; нигде, напр., он не доходит до тех крайностей созерцания, которыми отличаются сочинения Симеона Нового Богослова или Григория Синаита.

Монастырский устав Нила Сорского, с присоединением в начале "Предания учеником", издан Оптиной пустынью в книге "Преподобного Нила Сорского предание учеником своим о жительстве скитском" (М., 1849; без всякой научной критики); послания напечатаны в приложении к книжке: "Преподобный Нил Сорский, первооснователь скитского жития в России, и его устав о жительстве скитском в переводе на русский язык, с приложением всех других писаний его, извлеченных из рукописей" (СПб., 1864; 2 изд. M., 1869; за исключением "Приложений", все остальное в этой книжке не имеет ни малейшего научного значения).

Литература о Ниле Сорском подробно изложена в предисловии к исследованию А. С. Архангельского: "Нил Сорский и Вассиан Патрикеев, их литературные труды и идеи в древней Руси" (СПб., 1882).

А. Архангельский .